Софья Ковалевская

✓ Автор: Васильева Алина

✓ Класс: 10в

✓ Тематическое направление: «У математиков существует свой язык – это формулы»: 170-летие со дня рождения С.В.Ковалевской

✓ Тема: Софья Ковалевская. Математик и «поэт в душе»

✓ ЖАНР: эссе

Нельзя быть математиком,
не будучи в то же время и поэтом в душе.

Софья Ковалевская

Язык дает нам возможность выразить то, о чем мы думаем, то, что мы чувствуем. Владение языком – условие развития человека, его взаимодействия с мирами: миром искусства, миром науки, миром природы. С миром людей, наконец. В ХХI веке (веке «открытых границ») свободное владение языками – залог успешности человека. Мало кто будет спорить, что именно полиглоты комфортно себя чувствуют в «пространстве цифры», свободно «путешествуют по миру». Путешествуют реально и интеллектуально, знакомясь с классическими и современными текстами, созданными в разных странах и на разных языках.

Многие великие люди славились «языковым кругозором». Скажем, Никола Тесла знал восемь языков, Лев Толстой – около пятнадцати, Александр Грибоедов – девять. Неверно было бы утверждать, что знание языков гарантирует великое поприще, однако язык может стать одним из мощных инструментов познания. Недаром еще Вольтер сказал, что «знать много языков – значит иметь много ключей к одному замку». Чем больше ключей у человека, тем больше шансов раскрыть тайны, хранящиеся «под замком».

К числу выдающихся отечественных полиглотов второй половины ХIХ века стоит отнести Софью Ковалевскую: помимо родного русского она свободно владела французским, английским, немецким и шведским. Причем многие ее коллеги, носители этих языков, восхищались глубиной знания языка, которую демонстрировала Ковалевская, и легкостью, с которой осваивала новый язык. Вспомнить хотя бы, как быстро (всего за год!) освоила она шведский, чтобы читать лекции в Стокгольмском университете не по-немецки (как требовало руководство университета). Освоила быстро и очень качественно, что позволило ей не только печатать научные статьи в шведских журналах, но и быть редактором одного из них - Acta Mathematica, журнала Шведской академии наук! Более того: филигранно владея языком, она писала на шведском публицистические статьи и даже художественные произведения.

«Биография» Ковалевской-полиглота вызывает восхищение, заслуживает, думаю, отдельных статей, даже больших исследований. Для меня же ее притягательность несколько в другом: не в виртуозном владении языками «национальными», а в широте языков науки и культуры, на которых она творила. С коллегами Софья Ковалевская дискутировала на языке науки, писала яркие статьи на языке публицистики, создавала стихотворения на языке поэзии...

Софья действительно была очень талантлива. Как маленький ребенок познает один за другим свои органы чувств, Ковалевская нащупывала грани своего мироощущения, пробовала себя в разных сферах. Из биографии математика мы узнаём, что дом Корвин-Круковских, родителей Ковалевсколй, был богат книгами, журналами, энциклопедиями, поэтому литературный мир Софья открыла для себя гораздо раньше математического, заговорила сначала на языке образов, а уже потом – на языке формул.

Уже построив успешную математическую карьеру, Ковалевская пыталась выяснить, как она сумела стать той сильной умной женщиной, которую знали ее друзья и члены семьи. Стремясь понять себя и мир вокруг, Ковалевская погружается в чтение и литературное творчество. Увы, ее литературные «опыты» не так высоко оценены, как научные открытия, а ведь Софья Васильевна тонко чувствовала слово, подчиняла его себе, по-особому строила отношения «автор-читатель».

«На вас нежданною волною/ Пахнула память прежних лет/ И что-то милое, родное/ В душе откликнулось в ответ…» – пишет в стихотворении «Пришлось ли…» Софья. Эта витающая в воздухе волна «памяти прежних лет» не дает покоя Ковалевской, и она создает свои «Воспоминания детства», рассказывает нам о моментах, повлиявших на формирование характера и отношения с миром. Строчка за строчкой, глава за главой Ковалевская «вспоминает» прошлое. Богатый русский язык, логичность, математическая стройность и цельность композиции, детская доброта, наивность и предельная честность с собой и читателем заставляют нас верить автору. Читатель грустит, когда грустно, улыбается, когда смешно, умиляется над трогательными эпизодами из прошлого великой женщины-математика. Правда, в воспоминаниях она не математик, не ученый: с самой первой страницы «формулы» отходят на второй план. Страницы мемуаров переносят нас в мир Полибино, в чудный дом большой семьи.

«Все мы родом из детства». Софья Ковалевская не исключение. Когда мы улавливаем первые звуки окружающего нас мира, складываем из них слоги, а дальше слова и предложения, тогда мы начинаем ощущать жизнь на слух… Софья родилась в семье Корвин-Круковских вторым по счету ребенком, отчасти нежеланным, поскольку после рождения старшей дочери Анны родители рассчитывали на появление на свет долгожданного наследника. И он появился, правда, пятью годами позднее, а маленькая Софья так и осталась в тени всеобщей любимицы (очаровательной сестры Анны) и единственного брата Феди. Позже Софья несколько раз напишет в своих «Воспоминаниях детства» о том, что чувствовала себя нелюбимой и одинокой: «…во мне рано развилось убеждение, что я нелюбимая, и это отразилось на всем моем характере», «это убеждение, что в семье меня любят меньше других детей, огорчало меня очень сильно, тем более что потребность в сильной и исключительной привязанности развилась во мне очень рано». Это ощущение ненужности, какой-то обделенности вниманием и родительской заботой наложило отпечаток на ее будущее. Всю жизнь Ковалевская провела в поисках той самой недостающей любви. Например, хоть брак ее и был фиктивным, похвала и мнение мужа очень многое значили для нее, она болезненно переносила его равнодушие и молчание.

Особое место в «Воспоминаниях» занимают фрагменты о матери, которая не уделяла должного внимания чуткой девочке. Эти фрагменты пронзительны. И очень лиричны, даже музыкальны. «Мама уже перестала играть и сидит на диване, а по обеим ее сторонам, прижавшись к ней, Анюта и Федя. Они смеются, болтают о чем-то так оживленно, что и не замечают моего прихода. Я стою несколько минут возле них, молча, в надежде, что они меня заметят. Но они продолжают говорить о своем. Этого достаточно, чтобы охладить весь мой пыл. «Им и без меня хорошо», — проходит у меня по душе горькое, ревнивое чувство и, вместо того, чтобы броситься к маме и начать целовать ее милые белые руки, как я представляла себе внизу, в классной, я забиваюсь куда-нибудь в угол, поодаль от них, и дуюсь, пока не позовут нас к чаю и вскоре затем пошлют меня спать». Есть в этой прозе что-то сродни воспоминаниям Гарина-Михайловского, Аксакова, Цветаевой. Не по содержанию, разумеется, а по стилистике.Что же касается содержания, то мы знаем, что воспоминания о детстве многих известных людей не всегда веселые или светлые. Вместе с тем, есть общее во многих текстах про детские годы знаменитостей: мысль о том, что детство во многом предопределяет будущий характер человека, его нравственные ориентиры, задает направление «большого пути».

Но вернемся к языку литературы, которым отлично владела Ковалевская. Ее проза по-настоящему сложная и художественно цельная. Особенно если вспомнить, что «родной язык» автора – все-таки «язык формул». Повторюсь: ей удалось очень чётко (графически верно, если так можно сказать) изложить и объяснить переживания себя-ребенка.

Ковалевская не единственная, кто столкнулся с проблемой недолюбленности и пережил ощущение ненужности. И здесь переживания юной Софьи близки переживаниям героя толстовской трилогии, особенно «Детства». Для героя Льва Николаевича Толстого «беспредельная потребность в любви» была «единственным побуждением к жизни». Такое же побуждение было и у юного Тургенева, про чью деспотичную мать мы узнаем едва ли не раньше, чем знакомимся по детским хрестоматиям с его произведениями. Строгость и помещичий произвол матери, жестокость и холодность отца не смогли обеспечить маленькому мальчику беззаботное детство.

Детство Ковалевской соединило в себе две крайности: любознательность, резвость, беззаботность (как у Толстого) и отчужденность от родителей, строгость и чувство одиночества, как у Тургенева. Кстати и проза Ковалевской, как отмечают некоторые исследователи, схожа с прозой Тургенева и Толстого «бытовой непринужденностью и нежестокой реалистичностью».

Читая воспоминания Ковалевской, нетрудно заметить, что ее отношения родителями строились особым образом: девочка питала к матери чувство глубокой привязанности и любви, но не чувствовала того же в ответ. Отец же ко всем детям был холоден и скуп на ласки, так как «он придерживался того правила, что “мужчина должен быть суров”». Из-за этого, возможно, и развилась в средней дочери сильная зависимость от чужого мнения, чужой похвалы или одобрения.

Пытливый ум маленькой девочки не давал ей покоя: «За что это она (мама) меня любит меньше других детей?» Может, именно это ощущение «меня любят меньше» стало толчком для упорного труда, для попыток показать себя и свою значимость. Софья Ковалевская хотела всего лишь привлечь внимание дорогих ей людей, а в итоге привлекла внимание целого мира.

С ощущением «я – нелюбимая» Соня увлеклась литературой: она рано научилась читать, и «уже с пятилетнего возраста сама стала сочинять стихи». «В двенадцать лет я была глубоко убеждена, что буду поэтессой», – пишет сама Ковалевская. Поэзия вообще занимала особое место в жизни Софьи. Вот, например, высказывание о поэзии из ее автобиографии: «Я страстно люблю поэзию; самая форма, самый размер стихов доставляют мне необычайное наслаждение». При этом любовь к поэзии, по воспоминаниям Ковалевской, носила особенный характер: пристальное внимание было обращено на ритм, рифму, размер, «геометрию» поэтического текста.

На фоне освоения языка поэзии девочка начинает осваивать и другой язык – язык математики. Неожиданно для всех у Софьи стали развиваться математические способности. Играм на улице она предпочитала рассматривание стен, обклеенных лекциями Остроградского, а вместо чтения сказок читала «Курс алгебры» парижского университета. «Стоит мне только коснуться математики, как я опять забуду всё на свете», - скажет Софья о своем отношении к царице наук. Если до этого из мира, как ей казалось, родительской нелюбви она «сбегала» в мир поэзии, то теперь «спасительным» оказался мир математики и язык формул.

Можно заметить очевидное сходство двух высказываний Ковалевской: отношение, чувство, эмоция, нерв - эти слова одинаково описывают разные по устоявшей традиции категории: математика и язык. Ковалевская не отдает предпочтений, не сравнивает, не принижает достоинств ни одного из двух «языков», на которых говорит.

Удивительно, как один и тот же человек может понимать суть трудов Василия Жуковского и Карла Вейерштрасса. Поразительно, как одному человеку удается и с помощью математики сделать литературный роман («Борьба за счастье. Две параллельные драмы»), и с помощью родного языка рассказать о математике в российской Академии Наук в 1879. С помощью иностранного языка преподавать сложнейшие аспекты алгебры и физики в стокгольмском университете. «Взаимодействие» языка литературы и языка формул будет основой научного и творческого развития Ковалевской на протяжении буквально всей ее жизни. Она блестяще владеет ими, легко переходит с одного языка на другой. Ковалевская - первый, самый яркий пример человека, сломавшего стену между гуманитарным и математическим, сумевшего подчинить себе две стихии сразу. «Нельзя быть математиком, не будучи в то же время и поэтом в душе», - вот секрет успеха Софьи Васильевны Ковалевской. Точно так же, как не отличишь неба, никогда не зная земли, не почувствуешь добра, если никогда не сталкивался со злом. Ковалевская взяла лучшее от двух параллельных миров и создала свой собственный: чувственный, но логичный, живой, но «геометрически выверенный».

История Софьи Ковалевской – это история о том, как маленькая хрупкая девочка самостоятельно освоила трудный математический язык, научилась выражать себя через слово и обрела настоящую любовь... Это история об уникальном математике, блестяще говорившем на языке поэзии. Это история о тонком лирике, свободно владевшем языком формул. Да, «у математиков существует свой язык» – формулы. Но есть среди математиков выдающиеся ученые, гении, которым подвластны и другие языки! Таким гением была Софья Ковалевская.